Все думают, что белорусизация это лишь игра для повышения цены интеграции для России, но это гораздо более глубокая работа. Это эмерджентная система. Вспомним Майдан — всё начиналось с социально-политических требований, затем в протестах произошёл фазовый переход, и изменения обрели характер украинского национализма.
Не все уловили необычность этого перехода, а кто уловил, списали на естественную сущность украинцев. Вот только в произошедшем не было ничего естественного. Сначала, за много лет до Майдана, так же были созданы десятки, сотни тысяч точек кристаллизации, через которые постепенно, год за годом внедрялись идеи и символы украинского национализма, с помощью западных структур точки объединялись в сеть и пожрали гражданское общество и государство. Затем, после триггера в виде протестов (имевших подтекст геополитического выбора), произошла эмергенция: внедрённые идеи, достигшие критической массы, резко превратились в мейнстримную радикальную идентичность, возникшую как бы «из ниоткуда». Продолжение истории мы знаем, получилось что получилось.
Когда в Беларуси новые символы и догмы наберут критическую массу, это также даст очень серьёзный эффект на много поколений вперед, как религия или революция. Работа в Беларуси тоньше, чем на Украине. У Беларуси нет аналога исторического украинства, но новая идентичность опирается на культурное наследие времён польской оккупации, то есть имеет некоторую глубину, и при удаче и продолжении работы, сможет закрепиться на много поколений вперёд.
Я ставлю третьей стороне А+ за все возможные пункты, кроме одного — Stealthiness. За него ставлю просто А. Конечно, они обманули Лукашенко, белорусские спецслужбы и даже своих исполнителей в РБ, не говоря про большинство никчёмных российских ведомств — но они не обманули меня.
Собственно, основной смысл канала — показать третьей стороне (и белорусизаторам), что они не настолько умны, как им кажется, и по возможности усложнить им игру.
Россия и интеграция третью сторону особо не волнует. Россия разгромно проиграла белорусское направление и не владеет инициативой. Даже социология ФСО не может вскрыть глубинные процессы в белорусском обществе. Радикализация Беларуси проходит настолько стремительно и затрагивает настолько широкие слои, что и «умеренные», и «пророссийские» силы представляют собой вчерашних белорусских националистов, отстаивая достижения предыдущей волны белорусизации, против потенциально более жёстких изменений, которыми уже заняты националисты настоящие. Требование добавить в городскую навигацию русский язык — язык всего населения и государственный язык — считается чуть ли не невероятным в условиях нынешней Беларуси, хотя такое должно быть не требованием, а быть само собой разумеющимся, а вопрос должен ставиться о целесообразности белорусского языка в навигации.
Российские исполнители сами попадают под влияние новой белорусской идентичности. Когда нужно сделать какой-то продукт, ориентированный на белорусов, исполнители смотрят, какие символы и маркеры используются внутри Беларуси — и берут навязываемые мову, вышиванку, орнамент, латинку и т.п., чем дополнительно играют на стороне белорусизаторов. При этом единственным рациональным действием со стороны России была бы апелляция к русскоязычности белорусов и создание лояльной контр-культуры, которая бы получила больший отклик в белорусском обществе и соответствовала задачам России в РБ.
Те же упомянутые репрессии 1937-38 годов мы отрефлексировали, выделили в отдельное явление и говорим о них осознанно. Но едва ли живущие в те времена люди выделяли происходящее в какое-то отдельное явление и давали ему какое-то имя. Просто людей забирали, а все молчали, «наверное так надо» или скорее «да вроде ничего не происходит». Так же происходит белорусизация. Лукашенко и третья сторона против даже лишний раз обозначать это явление и ненавидят, когда слова «белорусизация» или «дерусификация» появляются в публичном поле.
